Доллар: диктатура вымогателя

Притча, так сказать. В одной комнате мясо, много отличного мяса – но нет огня. В другой – огонь, но нет мяса. Огонь полезная штука – но ни у кого ещё не получалось кушать собственно огонь. А мясо, казалось бы, можно кушать и сырым – но современный человек от сырого мяса страдает рвотой, отравлением, и может даже умереть. Так что мясу нужен огонь. А огню, конечно, мясо. Сытость рождается только из их сочетания. Теперь третий элемент притчи: Некто владеет дверью между комнатой с мясом и комнатой с огнём. Он берёт мзду за проход. В итоге ему принадлежит почти весь огонь и почти всё мясо…

Что поймал, гениально уловил «Доллар, его величество»? Эпоху разделения труда. В старого типа натуральном хозяйстве (ещё у мужиков столыпинской реформы, т.е. в начале ХХ века!) из внешнего мира приходило скорее зло, чем благо: разорители, грабители, сборщики налогов, обкладывавшие мужика поборами. Хорошего и полезного мужик из внешнего мира видел мало: почти всё производил сам, у себя в собственном хозяйстве. Такому мужику чем меньше связей с внешним миром – тем лучше. Оттуда, извне, на него только печенеги налетали, да собственные феодалы, и те, и другие – отнюдь не пеклеванниками потчевали…

И диктатура доллара-вымогателя была бы невозможна в мире натуральных хозяйств-доменов. Потому что ничего рокового в прерывании связей с внешним миром для натурального производителя нет. Возвращаясь к нашей притче сначала: у него и мясо есть, и огонь он сам разводит. Сам выращивает, сам жарит, сам ест. Какой доллар?!

Но такое хозяйство – очень низкопродуктивно. И в погоне за ростом производительности хозяйства человечество стремительно сформировало сложную и многоуровневую систему разделения труда. Производительность-то выросла многократно, но взамен диалектика жизни (все достоинства системы – есть продолжения каких-то недостатков) отняла у труда самодостаточность.

Труд более не производит хлеба насущного. В отрыве от своих смежников современный труд – не больше, чем толочь воду в ступе. Если нет конечной сборки продукта, то производимый нами полуфабрикат – совершенно бесполезен сам по себе.

А что такое – «труд потерявший самоценность»?

Это зависимость оплаты труда от внешней, посторонней оценки.

Если я выращиваю помидоры для себя, на своём участке и сам же их ем, то количество помидоров и есть оценка моего труда. Мой труд на себя имеет объективную оценку в виде количества солений на зиму.

Но если я выращиваю помидоры на продажу – то их количество и даже качество совершенно не важно! Мой труд не имеет никакой объективной формулы оценки, в которой количество и качество труда было бы равно или хотя бы пропорционально оплате этого труда благами!

В рыночной экономике одни люди очень много и упорно трудятся – а зарабатывают очень мало и нищенствуют. Другие же совсем не трудятся – а «зарабатывают» (точнее, получают) огромные суммы.

Почему одному заработать на квартиру не хватит и трудов целой жизни, а другому достаточно мизинцем пошевелить?

Ответ на поверхности: произвольная оценка труда.

Человек, производящий не продукт, а лишь 1/100 продукта – оказывается заложником ненужности своего труда, взятого в отрыве от смежников. Но ведь и все его смежники точно в таком же положении!

В рыночной экономике труд не важен. Не важно, вырастил ты картошку или не вырастил. Не важно, много у тебя её по осени, или мало. Если у тебя её не купят – ты не только оплаты труда не получишь, ты ещё и в убытках по итогам сельхозгода останешься!

В рыночной экономике не важно – сколько ты вырастил картофеля, а важно, сколько тебе выделит оценщик труда извне (купит ли, и если купит – то по какой цене?).

У рыночных оценщиков есть фавориты – которые деньги лопатой гребут, независимо от объёмов и качества своего трудового вклада в производство. А есть (куда больше) обездоленных парий-изгоев, которым платят очень мало. И добиваются покорности, шантажируя тем, что совсем перестанут платить, даже этот мизер. «А тогда ваши семьи сдохнут в нищете!».

+++

Поскольку труд не самодостаточен – тот, кто контролирует переходы полуфабрикатных масс, тот и берёт себе львиную долю благ. Речь о том, что разрешительная система может, под угрозой прикрытия всего дела, изымать из дела любой процент, отчуждая его в свою пользу.

Вот есть люди, которые выращивают какао-бобы.

И они получают, условно, допустим, 100 долларов за тонну.

А если сделать 50 за тонну? Выгодно это оптовому покупателю?

Конечно, те, кто выращивают какао – начнут возмущаться. Но куда они денутся? Уйдут к другому покупателю? А фигушки: вся планета приватизирована единым консорциумом из 62 банкиров, у которых в руках все деньги мира. НЕТ ДРУГОГО РАБОТОДАТЕЛЯ!

Или вот этот, который предлагает 50 вместо 100.

Или 0 вместо 100. Вот и выбирай.

А когда какаоробы согласились на 50 вместо 100, встаёт вопрос: а почему бы не сделать 25? Сели банкиры, посчитали: сдохнуть они не сдохнут, работать на плантациях смогут… А если нет разницы – зачем платить больше?!

Разделение труда породило новую глобальную экономическую картину: тотальную зависимость разделённого труда от оценщика извне. Пока негр сам себе выкапывал корешки – каждый новый корешок был шагом на пути к сытости. Когда он стал выкапывать корешки на продажу – корешков он собирает всё больше, а сытости у него всё меньше! Потому что «аппетит приходит во время еды» и в мире свободных цен цена зависимого, несамодостаточного труда стремится к величинам «около ноля».

Рыночные экономисты давно уже и с усмешкой растолковали нам: ребята, ваша усталость – не является критерием оплаты! Да, вы трудились 15 часов в сутки и очень утомились, это по вам видно – но в нашей экономике усталость не мерило работы! Нам (оценщикам) кажется, что реальной пользы от вас немного. Не нравится наша оценка вашего труда – дверь вон там, и пригласите следующего из очереди безработных!

Кратко говоря: мы (оценщики) платим вам не по труду – а как захотим. Найдите способ пробиться к нам в фавориты – и станете получать в час больше, чем другой в неделю!

Сколько кто благ получит – решать, извините, не вашим мозолистым рукам, а нашему произволу!

+++

Вот этот новый мир, в котором человек труда совершенно несамодостаточен, и является, по сути, заложником сбыта (закупочных цен на его продукцию) – и ухватила долларовая система.

Вначале был «нефтедоллар» — то есть сговор США и саудитов, что нефть торгуется в долларах. Хочешь топлива – заработай доллары. А какое же современное производство без топлива? Это ж как человек без крови! Всякий производитель в мире встанет без нефтепродуктов. Но, чтобы их иметь – нужно заполучить доллары. А цену на товар назначает его продавец.

Это только мы, дурачки, продаём нефть не по собственной цене, а сколько в Лондоне на их бирже укажут.

А вообще-то владелец вправе назвать любую цену на свой продукт. Назначить её и добавить: «торг неуместен». Хочешь мой доллар – плати столько, сколько я тебе скажу. А не хочешь – ступай вон и живи без нефтепродуктов. Если сумеешь..

Отчасти эти механизмы действуют и сегодня, но к ним добавились и другие, обеспечивающие всевластие и нерыночную, назначенную цену доллару США.

Смысл американской финансовой диктатуры можно описать ещё одной притчей.

Некий барон или граф установил такой порядок: всё, произведённое на его земле – хлеб и мясо, шерсть и масло, пенька и ворвань, мёд и дёготь, и т.п. – всё свозится на его склад. И только оттуда, распоряжением хозяина, выдаётся участникам производства. Причём столько, сколько хозяин сочтёт нужным.

То есть зависимые производители не могут сами напрямую потреблять свой продукт. Не могут и горизонтально им меняться друг с другом. Весь произведённый ими продукт принадлежит хозяину – и хозяин же его по своему произволу раздаёт на руки для потребления.

Такой хозяин – единственный богач среди нищих. Труд не имеет смысла: больше или меньше шерсти ты настрижёшь с овечек. И овечки не твои (ипотечные) и шерсть не твоя (в счёт процентов по кредитам МВФ). Смысл имеет благосклонность хозяина.

Если тебе нужна шерсть (русскому автолюбителю нужен бензин) – то ты идёшь к хозяину канючить. Делал-то шерсть (бензин) ты, но распределяет её – совсем другой человек. И если он к тебе благосклонен (рыночный фаворитизм) – он может тебе дать даже больше шерсти, чем ты настриг.

Насколько? Около 70% бюджета Эстонии, Латвии и Литвы – подачки от Евросоюза. Своим трудом прибалтийские бантустаны зарабатывают лишь 30%, а то и меньше, от того, что тратят. То есть хитрый лизоблюд и льстивый подхалим постриг трёх овечек, а шерсти от хозяина получил с 10 агнцев!

А бывает и наоборот, и ой как бывает! Курс рубля занижен на 70% от его реальной покупательной способности, что подсчитали серьёзнейшие европейские экономисты. Это делает всё иностранное для русских очень дорогим. А всё, что сделано в России – для иностранцев очень дешёвым.

Это как если бы вы, «от большого ума» рубль меняли на 30 копеек: в чью пользу такая схема обмена? И кого она делает в итоге нищим?!

+++

В рыночной экономике саморегулирование оплаты труда ушло, а правовое регулирование не пришло. В итоге, после краха СССР (где строилось правовое регулирование оценки труда) – труд сам по себе вообще ничего не стоит! Любой труд стоит лишь столько – сколько за него дают. И если не дают ничего – то и не стоит ничего, не глядя на его объёмы или иные технические параметры…

Человек, выйдя из натурального хозяйства, сам себя кормить разучился. А правовых гарантий оплаты труда от общества не добился (в СССР они были, но где СССР?!). И получается рыночная ситуация: сам по себе человек беспомощный и при этом ему «никто ничего не должен». Чистой воды грубый шантаж: делай, что мы скажем, бери, сколько мы дадим – или сдохнешь в страшных корчах.

У человека нет права на труд (ушло вместе с СССР) – оплачиваемый труд для него привилегия и милостыня. Не его благодарят за труд, а наоборот, он должен униженно руки лобызать, что его соблаговолили взять, не предпочли другому безработному!

Нет права на труд – нет и никаких других прав. Ну какие могут быть права у заложника вооружённых (авианосными флотами) террористов? У жертвы матёрых шантажистов? Покормят такого заложника баландой – спасибо. Не покормят – терпи.

В системе экономической диктатуры доллара вся военная мощь НАТО поставлена на обслуживание курса доллара и его валют-сателлитов, который устанавливается не экономическим путём, не через сравнение покупательной способности, а силовым и волевым путём. Кто не согласен с курсом доллара – в того летят ракеты. А кто согласен – тот меняет рубль на 30 копеек, и благодарит, что хоть 30 копеек ему из его рубля оставили!

Суть экономической диктатуры – в контроле узлов обмена мирового разделения труда. Это как таможня, которая взимает пошлину за проезд и туда, и обратно. Мясо везёте к огню? Отдайте нам часть мяса. Огонь разводите для гриля? Пожарьте нам наше мясо!

Но таможня – если сильно оборзеет и станет забирать слишком большую пошлину – столкнётся с тем, что товары через неё перестанут перевозить.

А современный производитель настолько несамодостаточен, настолько зависим от обмена и разделения труда – что просто НЕ МОЖЕТ отказаться от переходов через долларовую «таможню», сколько бы с него не взыскивали.

Даже если 99%. На 1% можно выжить.

А без перевалочного пункта – не будет и 1%. Не могут производители велосипедов кушать свои велосипеды, а производители тапок – тапки. Чтобы купить еду – им обязательно нужно свои продукты сперва продать. Пусть дёшево, пусть сверхдёшево – а какой выбор-то?

И вот тут – из разделения труда при отсутствии гарантий правовой оценки труда (по закону, а не на глазок оценщика) возникает всевластие доллара США.

Он определяет не только цену труда, но и сам допуск в экономику. Например, ты шьёшь тапки, но ты же не один такой. Если заказы с твоей фабрики раскидать по другим фабрикам – они будут только рады! И, будь уверен, справятся! А ты закроешься без продаж и умрёшь.

А потому производитель реального сектора – всегда на коленях и с вырезанным языком. Это несчастнейшее существо, которое с утра до ночи пашет на плантациях, производя горы кофе – а хлебушек и жизнь себе вымаливает, как нищенка на паперти.

-Ты говоришь, что мы тебе мало платим? А ты думаешь, кофейные фермеры в Гане и Эквадоре не обрадуются твоей смерти? Мы просто ничего не будем у тебя покупать – для этого нам нужно лишь заказать чуть-чуть больше им…

И что делать? Правовых гарантий в оценке труда нет. Оценка его не зависит от его количества и качества. Ты – заложник покупателя. Печь хлеб из кофе? Не получается. А жить с опорой на собственные силы, как в древности – ты уже разучился…

+++

Эта страшная возможность у долларовых банкиров (62 человека приватизировали планету, и теперь все деньги мира в их руках!) сократить твою выручку в любой доле, или вообще лишить тебя всякой выручки – активно используется.

А кроме кнута у них есть, естественно, и пряник. Не платишь трудящемуся – так имеешь фонды оплаты полезных тунеядцев. Тех, которые на майданах толкутся месяцами, годами – ничуть не беспокоясь, что нужно идти на работу, и выглядят при этом весьма упитанно. А как так получается?! У трудящегося отпуск – месяц, в лучшем случае, и выстоять на площади больше месяца он физиологически не сможет: ему надо идти на работу! А эти многомесячные манифестанты – они, извините, откуда черпают средства к существованию?! Получается, что торчать на площадях – их работа. С зарплатой, и, может быть, с соцпакетом…

Произвол оценщика в оценке трудового вклада как человека, так и целой страны – даёт очень широкие возможности для манипуляций «человеческим стадом». Перебросить деньги оттуда, где делают реальные блага – туда, куда тебе хочется. Выкормить три прибалтийских бантустана, вообще лишённых внутренней экономики – исходя из геополитических планов.

Поднять одних.

Опустить других.

Регулируя таким образом – добиваться всё большей и большей покорности, вплоть до полного подавления человеческой мысли и превращения людей в неполноценных животных.

До чего осталось уже совсем недалеко…